Лихорадка грез - Страница 14

Я не знаю, почему он устанавливает правила, и высказываю ему свое недовольство.

– Я другой, Мак, И я устанавливаю правила, потому что я больше и сильнее.

Он смеется. Власть ощущается даже в этом простом звуке. Все в нем излучает власть. Это возбуждает меня. Это заставляет меня хотеть его постоянно. Даже когда он ведет себя глупо и надоедливо.

– Ты не так уж и отличаешься. Разве ты не хочешь, чтобы я была похожа на тебя?

Я стягиваю тесную розовую кофточку через голову. Моя грудь выскакивает, подпрыгивая. Он тяжело смотрит, а затем отводит взгляд.

Я жду, когда он посмотрит снова. Он всегда смотрит снова. На сей раз он этого не делает.

– Это не мое дело – умиляться над розовыми тортиками, разве не так ты говорил? – я сержусь. – Ты должен быть счастлив, что я хочу носить черный!

Он встряхивает головой.

– Что ты только что сказала, Мак? Когда я тебе это говорил? Расскажи мне об этом!

Я не знаю. Я не понимаю, что я только что сказала. Я не помню этого момента. Я хмурюсь. Моя голова раскалывается. Я ненавижу эту одежду. Я сдираю с себя юбку, но остаюсь в туфлях на высоких каблуках. Обнаженная – я могу дышать. Мне нравятся каблуки. Они заставляют меня чувствовать себя высокой и сексуальной. Я иду к нему, покачивая бедрами. Мое тело знает, как ходить в такой обуви.

Он хватает меня за плечи и удерживает на расстоянии. Он не смотрит на мое тело, только мне в глаза.

– Розовые тортики, Мак. Расскажи мне о розовых тортиках.

– До крысиной петунии мне эти розовые тортики! – кричу я. Я хочу, чтобы он смотрел на мое тело. Я в замешательстве. Я боюсь. – Я даже не знаю, чтотакое крысиная петуния!

– Вашей матери не нравилось, когда вы с сестрой употребляли ругательные слова. «Петуния» – это слово, которое вы произносили вместо того, чтобы говорить «задница», Мак.

– Что это за слово – «сестра», я также не знаю! – лгу я. Я ненавижу это слово.

– О, да, ты знаешь. Она была твоим миром. Ее убили. И ей необходимо, чтобы ты боролась за нее. Ей необходимо, чтобы ты вернулась. Вернись и борись, Мак. Дьявол, борись! Если б только ты боролась так же, как трахаешься, ты бы вышла из этой комнаты в тот самый день, когда я принес тебя сюда!

– Я не хочу выходить из этой комнаты! Мне нравится эта комната!

Я покажу ему борьбу. Я бросаюсь на него, пуская в ход кулаки, зубы и ногти.

Я не добиваюсь желаемого результата. Он остается таким же неприступным, как гора.

Он препятствует тому, чтобы я поранила его или себя. Мы сталкиваемся и падаем на пол. Внезапно я больше не чувствую злости.

Я растягиваюсь на нем. У меня болит в груди. Я скидываю туфли.

Я опускаю голову к углублению, где его плечо переходит в шею. Мы лежим, не двигаясь. Его руки обвивают меня, сильные, уверенные, надежные.

– Я скучаю по ней, – говорю я. – Я не знаю, как жить без нее. Внутри меня пустота, которую ничто не может заполнить.

Но помимо этой пустоты, внутри меня есть что-то еще. Что-то настолько ужасное, что я отказываюсь это осознать. Я устала. Я не хочу больше чувствовать. Ни боли, ни потери, ни неудачи. Только черный и красный. Смерть, тишина, страсть, власть. Они наполняют меня спокойствием.

– Я понимаю.

Я отодвигаюсь и смотрю на него. Его взгляд помрачнел. Мне это знакомо. Он действительно понимает.

– Тогда, почему ты давишь на меня?

– Потому что, если ты не найдешь, чем заполнить пустоту, Мак, кто-нибудь другой сделает это. И если этот кто-то заполнит ее, ты будешь принадлежать ему. Навеки. Ты уже больше никогда не станешь самой собой.

– Ты странный мужчина. Ты сбиваешь меня с толку.

– Что я слышу? – он слегка улыбается. – Я уже мужчина? Я больше не зверь?

До сих пор я называла его исключительно так. Мой любовник, мой зверь.

Но я обнаружила другое новое слово: «мужчина». Я смотрю на него. Его лицо светлеет и изменяется, и в какой-то момент он становится таким шокирующее знакомым, как будто я знала его когда-то раньше, до здесь и сейчас. Я прикасаюсь к нему, медленно изучая его надменные красивые черты. Он утыкается лицом в мою ладонь и целует ее. Я вижу образы позади него. Книги, полки, витрины со всякими безделушками.

Я задыхаюсь.

Его руки крепко сжимают мою талию, причиняя мне боль.

– Что? Что ты видела?

– Тебя. Книги. Множество книг. Ты… я… знаю тебя. Ты… – я замолкаю. Вывеска на металлическом стержне поскрипывает, раскачиваясь на ветру. Янтарные подсвечники. Камин. Дождь. Вечный дождь. Звенит колокольчик. Мне нравится этот звук. Я трясу головой. Не было ни такого места, ни такого времени. Я трясу головой еще сильнее.

Он удивляет меня. Он не подталкивает меня словами, которые мне не нравится слышать. Он не кричит на меня, не называет меня Мак и не настаивает, чтобы я говорила больше.

В действительности, когда я открываю рот, чтобы заговорить снова, он целует меня, крепко.

Он заставляет меня замолчать своим языком, проникая глубоко.

Он целует меня до тех пор, пока я не могу говорить или даже дышать, пока мне не становится безразлично, вздохну ли я когда-нибудь снова. Пока я не забываю, что еще мгновение тому назад он был не зверем, а мужчиной. Пока образы, так растревожившие меня, не исчезают, сожженные в пепел жаром нашей страсти.

Он несет меня к кровати и бросает на нее. Я чувствую гнев во всем его теле, хоть и не знаю почему.

Обнаженная, я вытягиваюсь на гладком шелке, наслаждаясь чувственностью, уверенно осознавая то, что сейчас произойдет. То, что он собирается сделать. То, что он заставит меня испытать.