Лихорадка грез - Страница 70

О, как я ошибалась! Изменилось все. Внутри были полицейские Эшфорда, пожарные, мэр и приблизительно сотня горожан, и мне не требовалось распахивать окно, чтобы понять, что они обсуждают план действий. Стены обрушились, и весь мир сейчас знал об этом. Если бы выходили национальные газеты, заголовки кричали бы только об этом. Эльфы стали видимыми для всех, и здесь простые люди делали все, что в их силах, чтобы защитить самих себя. Мне хотелось войти внутрь и помочь. Обучить. Вооружить и защитить.

– Твое место и предназначение не здесь, МакКайла.

Я заставила себя отвернуться и исчезла, словно вор в ночи.

Для января в Эшфорде было тепло, но это не было таким уж необычным. Рождественские праздники могли сопровождаться снежными буранами. А, бывало, я проводила их в шортах и в футболке. Сегодня ночью на мне были джинсы и темная футболка.

Я шла и с жадностью вдыхала окружающий воздух. В это время года еще ничего не цвело, но, клянусь, на Глубоком Юге всегда пахнет магнолиями, дикими азалиями, сладким чаем и жареной курицей, которую где-то готовят. Через месяц по всему городу зацветут анютины глазки – Эшфорд был без ума от анютиных глазок – за которыми последуют нарциссы и тюльпаны.

Я была дома. Я улыбнулась.

Он был невредим!

Ни Теней, ни Невидимых, повсюду свет.

Я закружилась от восторга посереди улицы.

Как я соскучилась по своему миру! Какой потерянной я чувствовала себя там, вдалеке!

Все выглядело точно таким же. Казалось, будто я никогда отсюда не уезжала. Будто в трех кварталах вниз и двух кварталах в сторону я обнаружу маму, папу и Алину, играющих в скраббл и дожидающихся, когда я вернусь с вечерних занятий или с работы, чтобы присоединиться к ним (и тем самым накликать на свою петунию неприятности, потому что Алина и папа знали слова, которые, как согласился бы любой разумный человек, совсем не должны быть словами, такие, как орт и тюряга – ну в самом деле, кто знает подобные слова?), и мы хохотали, и я волновалась о том, какой наряд надеть завтра, и засыпала с единственной тревожащей меня мыслью: услышана ли будет моя мольба к OPI о возобновлении выпуска моего любимого оттенка лака. (Она была услышана, и они прислали мне симпатичный розово-золотой сертификат, присваивавший мне звание почетного компаньона OPI, который я с гордостью повесила около моего туалетного столика, за которым я делала себе прическу и макияж. О, переживания и беды беззаботной юности).

Вот дом Бруков, с белыми колоннами в южном стиле, возвышающимися над величественной круговой подъездной аллеей. Вот усадьба Дженингсов, с ее романтичными башенками и множеством решетчатых деталей. Я шла по улицам, упиваясь достопримечательностями. Я всегда полагала, что у Эшфорда богатая история, но на самом деле он был очень молод, всего лишь несколько веков, если сравнивать с тысячелетней историей Дублина.

И вот я у своего дома, стою на улице, дрожа от предвкушения.

Я не видела маму со 2 августа – с того дня, когда я уехала в Дублин. С папой мы в последний раз виделись 28 августа, когда я подвезла его в Дублинский аэропорт и отправила обратно домой. Он прилетал, чтобы отыскать меня, и решил забрать меня с собой в Эшфорд. Но Бэрронс воздействовал на него Гласом, убедил его не беспокоиться обо мне, «спрятав» в голове моего папы черт знает какие команды, заставившие его уехать и больше не возвращаться. Я и сожалела, и была признательна Бэрронсу за то, что он сделал это. Джек Лейн – мужчина очень упрямый. Он никогда бы не уехал без меня, а я бы никогда не смогла обеспечить его безопасность.

Я потихоньку двинулась вперед. Когда до входной двери оставалось с дюжину шагов, вдруг из ничего возникло зеркало и повисло в воздухе передо мной. Я вздрогнула от неожиданности. Зеркала больше не были для меня обычными вещами. С ночи, когда я посмотрела в Зеркало, которое Бэрронс хранит в своем кабинете в BB&B, и увидела внутри него перемещающиеся деформированные темные создания, взгляд на свое собственное отражение выбивал меня из колеи, как будто все зеркала стали подозрительными, и что-то темное и ужасное может материализоваться в любой момент за моей спиной.

– Это на тот случай, если ты надумаешь показаться, – предупредил появившийся сзади В’лейн.

Я посмотрела на себя.

В тот миг, когда я увидела наш дом, я мысленно вернулась к той фигуристой симпатичной девушке, которая стремительно сбегала вниз к дорожке перед домом, чтобы усесться за руль автомобиля. Развевающиеся длинные светлые волосы, короткая белая юбка, демонстрирующая безупречные загорелые ноги (когда я в последний раз их брила?), ухоженные и тщательно накрашенные ногти на руках и ногах, подобранные по цвету сумочка и обувь, украшения в тему.

Я всмотрелась в себя сегодняшнюю.

Я выглядела дикой женщиной, с головы до ног затянутой в черную кожу. В клубке моих темных как ночь завитков застряла липкая зеленая масса. Я была испачкана отвратительно пахнущими жидкими останками Невидимых. Мои ногти были обломаны по самый корень, и на мне был рюкзак, заполненный фонариками и боеприпасами, на голову был надет видавший виды велосипедный шлем, и я имела при себе полуавтоматическое оружие. В’лейн убедил меня.

– Убери его отсюда, – сухо сказала я.

Зеркало исчезло.

Я уже не принадлежала этому месту. Мое присутствие не могло принести сюда ничего хорошего. Конечно, я могла бы попросить В’лейна принарядить и отчистить меня с помощью чар и зайти в гости, но что бы я сказала? Чего бы я добилась? И не будет ли каждая минута, которую я здесь провожу, потенциальной возможностью привлечь ненужное внимание к моим родителям?